Высокие статистические технологии

Б.Ф. Калачев. Двойная статистика преступности – одна из причин распада Союза ССР

15.11.2015 г.

Дню сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации посвящается

Летом 1981 года автор этих строк завершил обучение в Московской высшей школе милиции МВД СССР (МВШМ, ныне – Московский университет МВД России), стал дипломированным юристом-правоведом и обладателем двух маленьких звёздочек на погонах – лейтенантом милиции.

umvd.jpgВ Главном управлении внутренних дел Московского городского исполнительного комитета (ГУВД Мосгорисполкома, ныне – Главное управление МВД России по г. Москве) мне выдали направление на службу в одно из отделений милиции в центре столицы. На вакантную должность инспектора уголовного розыска[1]. Послевузовский отпуск пролетел быстро, и в первых числах сентября началась практическая работа, но не самостоятельная, а в виде испытательного срока под присмотром наставника.

Заместитель начальника отделения милиции по уголовному розыску – мой непосредственный руководитель, о-очень сильный сыщик, – «нарезал» территорию оперативного обслуживания. В неё вошли Центральный универсальный магазин (ЦУМ), торговый центр «Петровский пассаж», кафе «Дружба», гостиница «Будапешт» и ещё ряд в основном нежилых строений. Дополнительно нагрузили линией борьбы с наркоманией, так как в МВШМ – Вышке – мои курсовые работы посвящались этой и тогда злободневной проблеме, что нашло отражение в материалах личного дела.

Территория оказалась непростой. Чуть ли не каждый день ко мне поступали заявления о совершённых карманных кражах и пореже – мошенничествах. Я добросовестно и тщательно, как учила профессура Вышки, выходил на места происшествий, составлял протоколы, проводил опросы, иногда фотографирование, осуществлял другие необходимые действия. Собранные материалы передавал в дежурную часть для регистрации и возбуждения уголовного дела.

Спустя где-то месяц, раздался звонок из приёмной начальника отделения милиции, секретарша предложила зайти к нему кабинет.

«Шеф» – так я называл начальника за глаза, потому что внешне он походил на полицейского из западных боевиков, хотя и носил погоны капитана советской милиции, – был человеком атлетического телосложения. В прошлом служил в спецназе, отличался прекрасной памятью, справедливой строгостью, и, как обычно говорят, пользовался среди подчиненных заслуженным авторитетом. На индивидуальные беседы, что с какой-то озорной радостью пояснили коллеги, приглашал не часто: «Разбор полетов будет делать, не дрейфь, всё проходит, пройдёт и это», – раздались шутливые напутствия...

– Борис Федорович, – обратился ко мне начальник в просторном кабинете, когда я, подчиняясь жесту его руки, присел на краешек стула. – Месяц прошёл, как вы у нас трудитесь. Мнение коллектива о вас хорошее. Отмечают вашу культуру, умение общаться с людьми из разных социальных слоев населения, тонкое знание законов. По-хорошему завидуют вашему диплому о высшем юридическом образовании. Нас-с высшим юридическим только трое на всё отделение милиции: я, начальник паспортного стола, да вы. Я бы сказал, у вас имеются предпосылки для уверенного роста по службе, разумеется, пока в перспективе, года через три-пять. Но! Есть одна закавыка, и если мы её не исправим своевременно, она может серьёзно помешать вашему будущему карьерному росту.

Тут он открыл ящик большого стола, за которым сидел, и двумя руками достал из него внушительную по объёму пачку бумаг, потряс в воздухе, и положил перед собою.

– Шестьдесят два материала! – С неким даже восхищением в голосе произнёс шеф. – Столько заявлений вы приняли от граждан только за один прошедший месяц. И оформили по ним надлежащий перечень документов, кстати, грамотно составленных, со схемами даже, что похвально. Вы знаете уже, сколько инспекторов уголовного розыска работает в нашем отделении милиции?

– Шестнадцать.

– Правильно, шестнадцать. Теперь представьте, что каждый из них, включая вас, зарегистрирует по такому же количеству заявлений о совершенных преступлениях. Посчитайте, сколько это в совокупности получится?

Поскольку первое моё образование – техническое, отвечаю мгновенно:

– Где-то под девятьсот.

– Да не стесняйтесь, у нас беседа откровенная, доверительная, возьмите ручку и подсчитайте точно.

Я достал из кармана пиджака новенький блокнотик, шариковую ручку и написал на чистом листочке столбиком:

– Девятьсот девяносто два.

– Вот, пожалуйста, девятьсот девяноста два! – повторил за мною начальник. – А теперь, давайте мы эту цифру помножим на двенадцать месяцев в году. Считайте, считайте, – приободрил он меня.

Я быстро отобразил новый столбик:

– Одиннадцать тысяч девятьсот два преступления.

– Здесь-то собака и зарыта! – уже с грустью в голосе воскликнул шеф, и опять спрашивает: – Какова годовая регистрация преступлений в нашем отделении милиции? Впрочем, вы не знаете ещё. Сто тридцать семь преступлений![2] А сколько отделений милиции имеется в городе Москве?

Так как в прошлом, 1980 году, на период Летних Олимпийских игр или Игр XXII Олимпиады, слушателей старших курсов МВШМ направляли на обеспечение общественного порядка в Олимпийскую деревню, мы пользовались Справочником милиционера, специально изданном к этому знаменательному событию. В нём указывались все необходимые столичные организации, их адреса и телефоны. Из этой полезной книжицы я узнал, что в Москве на тот период времени функционировали не менее двухсот отделений милиции. Это число и назвал своему начальнику.

– Хорошо, – согласился он. – А теперь, Борис Федорович, перемножьте получившееся у вас годовое количество преступлений, которые могли бы иметь место на территории обслуживаемой нашим отделением милиции, на эти двести московских отделений милиции.

Я повторил арифметическую процедуру:

– Два миллиона триста восемьдесят тысяч четыреста…

– И что вы на это скажете, как прокомментируете? – более строгим голосом вопросил шеф. – Вы знаете, какое количество преступлений зарегистрировано в городе Москве в прошлом, 1980 году?

– Нет. – честно сознался я.

– 37 047 преступлений! А по всей стране, по всему Советскому Союзу с его 15-ю Союзными Республиками и почти 280-милионным населением?

Эти данные мне тоже были неизвестны, являлись секретными.

– 1 028 284 преступления! То есть вдвое меньше, чем вы в своём блокнотике за считанные секунды подсчитали относительно только одной нашей столицы, города-героя Москвы! Намереваетесь своими стараниями ломать устоявшуюся статистическую картину, что сложилась в Советской стране? Будем уподобляться буржуазным государствам, где на объективную уголовную статистику наплевать?

– Но ведь социалистическая законность должна соблюдаться… – попытался возразить я, ибо голоса преподавателей Вышки о святости социалистической законности из моей головы ещё не испарились.

– Борис Федорович, помните как в том фильме: забудьте о том, чему учили в институте... Карманники группами работают, сегодня в ЦУМе, завтра в «Детском мире», потом в другой город укатили. За ними не угонишься, для этого в ГУВД и МВД есть специальные летучие оперативные подразделения, это их хлеб. Нам помимо этих карманок надо со своими территориальными вопросами разбираться – убийствами по пьянке, грабежами и разбоями, опять же после стакана, чтобы молодежь насилием не занималась. Работы – по горло! Ваши теоретические познания выше всякой похвалы, но для того чтобы их подтянуть к объективной реальности, – вы же философию проходили, знаете, что такое – объективная реальность? – я вынужден за вами закрепить другого наставника, более компетентного. У него хоть и нет высшего образования, одну только десятилетку окончил, зато профессионального опыта не занимать. Он вас практически «натаскает», как грамотно общаться с потерпевшими от карманных краж и мошенничеств, если вместо импортных кроссовок старый ботинок всучили, как надо писать отказные материалы о разной уголовной мелочёвке. А заодно и по серьёзным преступлениям, если потребуется, с ним в паре поработаете. Поверьте, он научит многому тому, о чём в вашей Вышке и не заикались. А вот эти вот бумажки, – он опять потряс кипой, как я уже понял, старательно подготовленных мною материалов по заявлениям потерпевших, и мною же переданных на регистрацию в дежурную часть отделения милиции, – пусть останутся на вашей совести и в вашем сейфе!

…Спустя месяц, полтора, находясь под ежедневным патронажем на самом деле многоопытного наставника, я приобрел ожидаемые от меня навыки толерантного отношения к советской уголовной статистике. Например, как надо психологически и юридически верно общаться с потерпевшими от карманных краж, чтобы, с одной стороны, не нарушать бумажный формализм социалистической законности, с другой стороны, не вызывать обоснованной озлобленности у граждан, обратившихся в милицию за помощью. А, с третьей стороны, не посягать на десятилетиями устоявшиеся каноны неприкосновенной советской уголовной статистики. Будто она священная индийская корова. Время, высвобождаемое от возни с так называемой «мелочёвкой», уходило на дела, признаваемые руководством серьёзными: предупреждение, выявление и раскрытие тяжких и особо тяжких преступлений (таких, например, как убийства, грабежи, разбои, изнасилования), тщательную отработку территории вместе с участковыми инспекторами и т.д.

Спустя положенное время, наставник доложил начальнику отделения милиции, что для самостоятельной оперативно-розыскной работы и общения с гражданами его подопечный, то есть я, подготовлен, испытательный срок успешно завершён. А года через два ощутил в себе уверенность в способности заниматься раскрытием непростых преступлений. Как и предсказывал шеф, начался мой служебный рост: предложили исполнять обязанности заместителя начальника отделения милиции по уголовному розыску. И немедленно возникла проблема регистрации «мелочёвки» – карманных краж, мелких мошенничеств и т.п. Одно дело, когда ты исполнитель, делаешь то, что тебе руководство поручает, и совсем другое, когда сам вдруг превращаешься в маленького босса и несёшь полную ответственность за вверенный тебе участок оперативной работы.



Тут как раз на дворе наступил 1983 год, Генеральный Секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв затеял Перестройку, в воздухе повеяло коренными изменениями, в них миллионы советских граждан искренне поверили, включая меня. После нескольких бессонных ночей подготовил я в Районное Управление внутренних дел, в которое входило отделение милиции, служебную записку. По правилам того времени – совершенно секретный документ. Изложил в ней наболевшее, что и как было бы неплохо изменить в работе низовых органов внутренних дел столицы, чтобы «мелочёвка» в уголовной статистике не затиралась, полноценно учитывалась в ходе планирования борьбы с преступностью, подготовке кадров, материально-технического обеспечения, профилактической деятельности и пр. Объёмный документ получился.

Бумагу мою руководство Управления приняло к сведению, но, увы, не реализовало, зато меня взяли на карандаш и быстренько перевели из отделения милиции в РУВД, а это – повышение служебного статуса. Заниматься поручили борьбою с квартирными кражами и наркотиками в пределах всего района. Вскоре мой фотопортрет занял место на Доске почёта среди лучших розыскников, как то было и в отделении милиции. К этому времени мне уже доверяли наставничество над практикантами и стажёрами, вновь поступающими на службу молодыми сотрудниками уголовного розыска. Чему я их учил? Тем же самым схемам, которые впитал от своего собственного наставника с обязательным добавлением того, как было бы неплохо организовать эффективную учётную и прочую деятельность уголовного розыска, участковых, патрульно-постовых милиционеров.

В новом административном статусе доводилось участвовать в работе служебных комиссий, по материалам которых строго наказывались курируемые мною сыщики отделений милиции, допустившие нарушения в работе механизма хитроумно устроенной социалистической законности. К примеру, по фактам укрывательства заявлений граждан о совершенных в отношении них преступлениях. Проштрафившимся оперуполномоченным уголовного розыска, по-видимому, не удалось пройти ту высокопрофессиональную наставническую школу, которую в самом прямом смысле посчастливилось обрести мне, и тем самым выжить в той теперь далёкой от нас ненормальной правоохранительной обстановке. Обстановке, когда профессиональными сыщиками, мастерами своего дела, на фоне раскрытия громких и хитроумных преступлений, особенно в отношении значимых фамилий, оставались в тени чаяния миллионов граждан, пострадавших от «мелочёвки».

По сию пору в душе остался горький осадок от описанной выше двойной бухгалтерии, по которой жила советская юстиция, в первую очередь низовые подразделения милиции, «на земле». В этом приходилось удостоверяться многократно и повсеместно, выезжая в служебные командировки в самые дальние уголки Союза ССР. Горький осадок оставался, несмотря на вроде бы очищающие совесть добросовестно предпринятые попытки, подобно лесковскому Левше, докричаться до верхов: «Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни Бог войны, они стрелять не годятся».

Прекрасно были осведомлены о сложившемся статистическом уродстве в советской прокуратуре и в суде, в советских и в партийных органах, во всемогущем советском КГБ. Знали, но согласованно и скоординировано продолжали следовать этой опасной традиции, которая, в конечном счёте, сыграла наряду с иными социально-экономическими и политическими приёмами двойных стандартов советского образа жизни свою индивидуальную разлагающую роль в распаде Союза ССР.

Нет, конечно, меры принимались, есть статистика наказанных за нарушение социалистической законности, укрывательство преступлений, издавались грозные приказы-хлопушки, но сама порочная система искусственно созданного превосходства социалистической статистики в борьбе с преступностью над статистикой заклятых капиталистических врагов – оставалась незыблемой. И когда в иной западной стране с населением равным, а то и заметно меньшим, чем население СССР, иностранная юстиция регистрировала миллионы, а то и десятки миллионов уголовно-наказуемых деяний, в советской державе, высокомерно посмеиваясь, на международных конференциях и высших встречах для сравнения демонстрировали куда меньшие учётные масштабы криминала. И через эти лживые показатели, как бы, дополнительно аргументировали политическое превосходство советской системы над рыночной, буржуазной.

Смелые криминологические исследования о наличии в СССР организованной преступности (генерал А.И. Гуров), о реальном ежегодном совершении минимум 10 миллионов уголовно-наказуемых деяний (проф. К.К. Горяинов) – высмеивались, а их авторы – гнобились по партийной и иным линиям. Наличие в советской стране мафии Александру Ивановичу Гурову с величайшим трудом и реальной угрозой для жизни, отстоять всё же удалось. И в этом ему реально посодействовал упоминавшийся М.С. Горбачев, что надо признать плюсом в его неоднозначной политической биографии. Однако учёным, кто пытался доказать истинные масштабы криминального царства, постепенно покорявшего страну, – нет, доказать очевидное не вышло.

Что же изменилось с тех пор в ныне проистекающей правоохранительной деятельности милиции, переименованной в полицию?

Нынешняя картина уголовной статистики – свыше 2,1 млн. преступлений в 2014 году в сравнении с более чем 2,6 млн. преступлений в 2010 году – формально демонстрирует уверенное снижение криминальной напряжённости в новой России. В немалой степени этот показатель обусловлен декриминализацией ряда составов деяний, прежде входивших в Уголовный кодекс. Вероятно, у идеологов подобного прятанья головы жирафа в песок была твёрдая убеждённость, что люди, которые вчера признавались законом уголовниками, сегодня, переведённые в категорию административно наказуемых лиц, нравственно переродились. Теперь, допуская нарушение статей Кодекса РФ об административных правонарушениях, что ранее преследовалось уголовными санкциями, они мыслят не криминально, а, как бы выразиться поточнее, деликтно, административно.

Наивные рассуждения. Даже если нерадивые к закону граждане вдруг «перевоспитались», отечественные криминологи упорно, годами, талдычат о наличии в России высокого уровня латентной (скрытной) преступности, её неуклонном росте. В 2001 году, по их расчётам, зарегистрированная преступность, с учётом латентной, достигала 22,5 млн. деяний. В 2008 году – уже 26,0 млн. Другие исследователи, в частности, проф. В.В. Лунеев, заявляли о 50 млн. преступлений в год (для сравнения, в США фиксируется до 100 млн. уголовно-наказуемых деяний ежегодно при населении свыше 300 млн. человек), проф. С.Я. Лебедев – о порядка 60 млн. преступлений.

Даже в случае какого-то снижения фактической динамики криминальной обстановки в стране расхождение между регистрируемой и вскрытой латентной преступностью превышает не один десяток раз. Только вдумайтесь, не один десяток раз! На верность описанного расхождения указывает число обращений граждан в систему органов МВД СССР о совершённых в отношении них противоправных деяниях разных категорий – свыше 29,2 млн. при населении страны с учётом присоединения Крыма – более 146 млн. человек. А люди по вопросам такого рода обращаются не только в органы внутренних дел, но в суд, прокуратуру, ФСБ, Наркоконтроль, таможенные органы, другие правоохранительные и гражданские инстанции.

Значит, объективная картина уголовной ситуации в нашей стране, как и прежде, искусственно лакируется, заглаживается? Непонятно, к чему такие финты проделывать снова? Зачем реанимировать дурную, двойную бухгалтерию социалистической законности, исторически себя дискредитировавшую. Идя прежним, заведомо пагубным путём в разрешении рассматриваемой проблемы, государство вольно или невольно ткёт антигражданское полотно криминальной статистики в России, полотно более гадкое, циничное, чем это наблюдалось до 1992 года. Приобретённые с таким большим трудом и с такими большими жертвами ценности демократии вновь подменяются ложными представлениями, будто такого рода искусственными манипуляциями удаётся справляться с реальной преступностью – успехи борьбы с криминалом преподносятся в лучшем свете, чем есть на самом деле.

Между тем, умаление криминальной напряжённости в России серьёзно искажает объёмы надобности в кадровых, материально-технических и прочих потребностях, которые нужны на самом деле. Вот и получается, что новая политическая государственность, новые экономические уклады жизни, упорно стучатся лбом о те же грабли, что имели место 25-30 лет назад. Подводят российское общество к вероятности очередного социального кризиса, чему способствует непобедимая почему-то коррупция и упорное, по большому счёту тотальное неисполнение действующего законодательства. Не говоря уже об остающемся водоразделе между богатыми и бедными, так и не проведенной полноценной реформе системы правоохранения, способной эффективно противостоять современным вызовам и угрозам национальной безопасности со стороны уголовного мира начала XXI века.

За прошедшие после краха СССР годы, особенно в нулевые и в текущее время, сделано много, даже очень много, оспаривать это несерьёзно. Положительные стороны налицо, начиная от обилия товарного рынка, многих других сторон современного уклада жизни россиян. Мне лично жить в современной России нравится, искренне заявляю, заработанной пенсии вполне хватает И не хотелось бы всего этого потерять в случае подспудной победы криминала над сложившимся порядком вещей. А чтобы этот порядок вещей надёжно сохранить, надо переосмыслить существующие подходы к системе регистрации и учёта правонарушений, их статистике.

И ещё, не могу удержаться, не сказав напоследок о собственно полиции, как зеркальном отражении всего того, о чём говорилось выше.

Сегодня я в отставке, появилось свободное время, больше бываю на улицах Москвы, в городском транспорте. Непроизвольно наблюдаю за поведением полицейских в новой форме, которая по своему покрою и колеру мне импонирует. Современное облачение сотрудников органов внутренних дел зрительно приятнее, чем мышиный цвет обмундирования советской милиции, при всём к ней глубоком уважении, так как сам из этой серой шинели вырос.

И всё-таки, отмечу, не редко, не как отдельные картинки, а как некую тенденцию, фиксирую в поведении полицейских неприятные, даже отталкивающие моменты. Полагаю, в День сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации критические замечания окажутся полезны не менее, чем хвалебные и вполне оправданные дифирамбы.

Во-первых, вызывает откровенное отвращение, когда в общественном транспорте, чаще в вагонах метро, молодые парни в полицейской форме сидят словно инвалиды, хотя рядом стоят пассажиры, которым свободного места не досталось, включая женщин, очевидно пожилых людей. Причём отворачивают от них свои эгоистичные физиономии, делают вид, что спят. С некоторых пор не выдерживаю, подхожу и устраиваю публичный разнос!

Во-вторых, о форме, её ношении. Несомненно, чаще вижу полицейских подтянутых, в хорошо подогнанной униформе; оружие, наручники, палка резиновая и прочие полицейские штучки ладно у них приспособлены, настоящие орлы! Но, поверьте, встречаются такие расхлябанные экземпляры, в таком расхристанном виде, когда шинель или китель, а то всё вместе, нараспашку, замызганы, пуговиц не хватает. Обувь неопрятная, по гуталину скучает, шнурки не завязаны. Форменного головного убора нет (один индивид снял фуражку и спрятал в рюкзак!). Особенно стесняются носить форменные головные уборы курсанты, прямо поветрие какое-то. Курсантов от полицейских-практиков отличить не трудно, у первых на погонах, как и у курсантов-военных, по краям продольные полоски. Прежних патрулей, как некогда в советской милиции, настроенных на контроль над внешним видом и поведением людей в полицейской форме, на улицах не вижу. Может, сократили?

И пару слов в этой связи о женщинах-полицейских на высоченных каблуках. Дорогие мои, как же вы за правонарушителем погонитесь в такой нестандартной, неслужебной обуви? Вы себе ноги переломаете, посмешищем в глазах окружающих станете. Коли решили работать в полиции, будьте добры подчиняться установленным правилам ношения служебной одежды. Не нравится, туфли не модные? Пожалуйста, путь в свободную гражданскую жизнь всегда открыт. То же о женских причёсках. Когда волосы буквально копной, словно чадра закрывают лицо, а пилотка, несмотря на заколки, с головы постоянно сваливается, считаю, при всём уважении к слабому полу, такие отклонения никуда не годными.

В-третьих, никакого умиления не вызывают картины прилюдного лобызания юношей и девушек в форме. Поцелуи буквально в засос, обнимашки публичные – это, знаете ли, совсем из другой оперы поведение. Сидят себе, например, в троллейбусе в плотную обнимку, шепчутся о чём-то своём, интимном. Бога ради, сколько угодно, только не в форме. А если приспичило в форме, то занимайтесь любовью в домашних условиях.

В-четвёртых, о курении. Слушайте, это уже повально встречается. Дымят на посту, в процессе движения. Смотрится со стороны отталкивающе.

В-пятых, о нецензурной брани. Нередко, подчёркиваю, отнюдь не редко, ругаются, как сапожники, да громко так. В российском обществе псевдолингвистами, из которых «знатоки» русского языка и с тюремным стажем встречаются, не один год насаждается идея о нецензурной лексике, как о якобы органически присущей русской словесности. Наверное, эта ложная теория овладела и полицейским корпусом. В первую очередь грешат сквернословием упоминавшиеся уже курсанты, как юноши, так и девушки.

В-шестых, чаще вблизи входа в метро, по-видимому, дожидаясь развода, стоит полиция толпою, мешает проходу граждан, приходится людям буквально бочком, бочком протискиваться. Стоят гранитными глыбами, с места не сдвинешь, как командиры, так и подчинённые. Одновременно с этим введён кем-то странный порядок патрулирования строем в вестибюлях станций Метрополитена, вероятно, в целях охраны общественного порядка. И вот ходят они взад-вперёд как отряды зомби. С этими неуклюжими построениями тоже что-то надо делать, вводить надёжную служебную эстетику патрулирования.

И последнее, в-седьмых. Болтают, оставляя без присмотра объекты контроля: проходи без досмотра, неси с собою, что душе заблагорассудится – не остановят, не предложат открыть портфель или сумку, так как отвлечены своими темами, энергично их обсуждают, забыв обо всём на свете, главное – о своём служебном долге. Особая тревога за таких болтунов возникает, когда они с оружием, автоматами, небрежно обращаются в общественных местах, допустим, на рынках, где криминала пруд пруди. Обезоружить таких трепачей, фактически оставивших без внимания болтающийся за спиной ствол, – нуль проблем.

На этом в праздничный день критику тем, кто того заслуживает, прекращаю. Желаю нерадивым сотрудникам органов внутренних дел, в настоящем случае – полицейским, взять себя в руки и трансформироваться в надёжных стражей порядка. Чтобы народ от вас не шарахался, не взирал с негодованием, а видел надёжных защитников гражданских прав и свобод, как о том в Основном Законе записано. Не желаете нормально трудиться – проваливайте к чёртовой матери со службы, от таких как вы, больше вреда, чем пользы!

Тем же, кто приведёнными выше служебными патологиями не страдает – шире шаг!



Б.Ф. Калачев – полковник милиции в отставке, Заслуженный сотрудник органов внутренних дел Российской Федерации, Почетный работник МВД России, кандидат юридических наук, член Российского философского общества.

[1] Должности инспекторов уголовного розыска заменили на должности оперативных уполномоченных уголовного розыска в 1983 году.

[2] За эту цифру точно поручиться не могу, но она близка к истине.

Источник: http://www.lawinrussia.ru/node/387095

___________________

См. также:

Генерал МВД: в России произошло полное сращивание государства с криминалом

Сергей Исрапилов. Криминальная горячка России

Владимир Овчинский. Мафиозный габитус

Владимир Овчинский. Уголовное цунами

О.Н.Смолин. Не надоело врать?

Доктор юридических наук Владимир Овчинский - об убийствах в России

Владимир Овчинский: Болотная формирует экстремистское подполье

Михаил Романов. Почему мы теряем Северный Кавказ

О.Н.Верещагин. Суицид смысла. Детство в опасности

Б.Ф. Калачев. О столетии Дня полиции в Российской империи
Александр Елисеев. Террор и капитализм


http://www.za-nauku.ru/index.php?option ... &Itemid=35